Когда мы вдвоем с проводником вышли из лагеря, было еще совсем темно. Темно и холодно. Горы, окутанные ночью, молчали. Нащупывая налобными фонариками путь, по извивающейся тропинке мы дошли до бурной речки и осторожно, словно канатоходцы, перебрались по упавшему стволу старой сосны над гремящей во мраке стремниной. На той стороне начиналась охота.
Сквозь мелкий хмызник, хрустко ломая ботинками заиндевевший бурьян, мы ходко шагаем к горе, откуда начнется восхождение. В больнично-ярком монохромном свете диодного фонаря все кажется таким неживым и плоским.
Узкий, как скальпель, луч хирургически точно выхватывает из темноты обрывки предгорного ландшафта: узловатую кору старых елей, уходящих верхушками в непроглядную ночь, сплетения веток приречного ивняка, посеребренные заморозком, серую кожу брюхастых валунов-камней, зачахшую сухую траву под ногами. Только тающий в стылом воздухе пар дыхания все такой же живой и объемный.
Тело, разогретое быстрым шагом, просыпается, дышит с непривычки тяжело, пыхтит, кочегарится под многочисленными слоями одежды. Струйки пота побежали по спине, и у самого подножья, сделав короткий привал, я сбрасываю лишнее. Рядом бойкий молодой ручеек, весело журчащий по нагромождению каменой осыпи, словно лесенка наверх, зовет нас в путь. Ну, все, погнали!
С камня на камень, выверяя каждый шаг, чтобы не оскользнуться и не замочить ноги, мы споро поднимаемся вверх по ручью. Чистая студеная вода бежит с ледников, намерзая льдинками на мокрых валунах и траве, застывая сосульками под крутыми перекатами.
Как же вкусна она и как хорошо утоляет жажду! Мы быстро выходим из предгорного ельника и с полкилометра поднимаемся по открытому пространству.
Вскоре ручей раскалывается на два рукава: один уходит в сторону, в узкий кулуар, второй, до дна промерзший, затянул камнепад впереди ледяной глазурью. По такому катку никак не взобраться, и мы выкарабкиваемся из ручья метра три по обрывистому берегу на склон, заросший лавинником.
Низкий густой березняк, прилизанный к земле постоянными сходами лавин, дается нелегко. Искрученные узловатые ветки и корни деревьев, словно костлявыми руками-пальцами хватаются за одежду, путаются в ногах, хлестко бьют по лицу, цепляются за притороченную к рюкзаку винтовку.
Тридцать метров борьбы с этими джунглями на крутом подъеме, потом небольшой перерыв, чтобы выровнять сердцебиение, и снова – на штурм. Еще одна остановка – перевел дыхание – и опять, и опять – вперед, и только вперед…
Наконец лавинник кончается у почти отвесной стенки, поросшей поверху кургузыми деревцами и зеленым налетом молочая. Там, за карнизом, начинается долгий покатый склон, или висячая долина, как говорят альпинисты, – место, где мой проводник Сергей не раз видел пасующихся горных коз – серн. Именно за ними мы и пришли сюда.
Подтягиваясь на торчащих из земли корнях деревьев, нащупывая опору под ноги на небольших выемках и уступах, мы осторожно преодолеваем и этот рубеж. Сердце бьется быстрей не то от нагрузки, не то от волнительного ожидания: а есть ли зверь там, за карнизом? И екает каждый раз, когда выбитый ботинком мелкий камушек, звонко цокая на скальнике, стремглав летит вниз…
Но склон, покрытый бурой пожухлой травой, пуст. Он тяжело поднимается волной в гору и переходит в следующую долину, не видную нам, пока мы на нее не взойдем.
Короткая передышка, осматриваем вершины в бинокль и опять топаем вверх с новой надеждой. А наклон становится все круче, идти уже не так легко, как у подножья, каждый шаг отнимает силы, и остановки случаются чаще. Сорок-пятьдесят метров, и минута-другая отдыха, еще столько же, опять «перекур», и все по новой.
Дошли. На дальнем склоне тоже никого нет. Проходим до его конца, где гора еще сильней забирает вверх. Тяжело отдуваясь, сбрасываем рюкзаки и устраиваемся на привал среди обломков скал, немного закрывающих от ветра. Оглядываюсь вниз на ущелье, с которого мы поднимались сюда часа два.
Затянутое легкой дымкой, с голубой прожилкой речки внизу, оно кажется таким далеким и крохотным, слово я смотрю на него из иллюминатора самолета. Россыпь темных треугольничков вековых елей у подножья, желтая спичечная коробочка нашего домика, ниточка горной дороги….
А всю эту игрушечную миниатюрность внизу подпирают с боков массивные хребты, огромные и могучие, уходящие заснеженными вершинами в лазурное небо. Вон она – красота и величие Кавказа!
Однако, что делать дальше, не понятно. По глазам Сергея вижу, что и он слегка растерян. Мы добрались до крайней точки, куда планировали подняться сегодня, и где, по всем предположениям, должны были встретить серн.
Эти копытные не любят забираться слишком высоко, предпочитая держаться ближе к подножью, на скалистых кручах, вблизи пихтового и елового лесов. Но их нигде нет, и значит, наш план не сработал.
Остается два варианта: или сидеть тут и ждать до вечера, надеясь, что серны все-таки покажутся, или лезть на самый пик, с которого можно осмотреть ущелья на другой стороне горы. Второй вариант конечно перспективнее, но путь на вершину пугает своим крутым взлетом – постоянно растущий уклон доходит у заснеженных пиков до сорока пяти градусов, и меня это, честно признаться, пугает…
Мы оба понимаем, что нужно лезть вверх, но, оттягивая принятие нелегкого решения, начинаем биноклевать. Вскоре Сергей приободряется – заметил группу туров где-то в полукилометре, на нашем склоне, чуть выше. Животные, временами останавливаясь и кормясь, медленно бредут в нашу сторону. Лицензия на тура у нас тоже есть, и грех упускать удачу, если в стаде будет хороший рогач. Припав к камням, внимательно следим за животными.
Сейчас – начало ноября, туры уже полостью перелиняли в зимнюю шерсть покровительственного темно-песочного окраса, сливаются с поросшим бурой травой косогором, уследить за ними не так-то нелегко. Пока не можем найти в стаде ни одного взрослого самца, в растянувшейся по склону процессии только самки с козлятами и несколько прошлогодок.
Возглавляет караван старая «турка» с загнутой вилкой коротких серповидных рогов, шустрые козлята мельтешат у нее под ногами. Звери идут вдоль склона против ветра и потому совершено спокойны. Спрятавшись за камнями, мы внимательно наблюдаем в бинокли, как туры проходят над нами в каких-то ста метрах.
Животных можно разглядеть в мельчайших деталях: в окуляр бинокля я отчетливо вижу, как порывы ветра треплют их густую шерсть, как по-лошадиному настороженно вздрагивают влажные ноздри зверей, как косит по сторонам карий глаз вожака. Эх, как жаль, что среди них нет матерого самца! А ведь уже вовсю идет гон, и бык может быть где-то неподалеку, среди скал, так что нужно всегда быть начеку и внимательно смотреть по сторонам.
Когда туры скрылись за изломом горы, мы продолжили восхождение. Зигзагом, с силой вбивая ребро подошвы ботинка в каменистый грунт, опираясь на верный посох, упорно лезем вверх. Стараюсь не смотреть назад, но, когда ненароком оглядываюсь через плечо, по телу, словно ток, пробегает неприятный холодок и захватывает дух – точь-в-точь как бывает во снах, когда сорвался и падаешь.
Откосный склон прямо из-под ног трамплином убегает далеко-далеко вниз, туда, где едва различимы речка и домик, создавая иллюзию, будто вся земля накренилась, слово тонущий корабль. Нет больше привычного ровного горизонта, а кто-то специально все увеличивает и увеличивает угол, чтобы в конце концов стряхнуть меня вниз, в бездонную пропасть…
Смотрю теперь только под ноги, на блеклую выцветшую траву и каменную крошку, да на выступающие из снега серые зубья скал на вершине. Счет времени давно потерян, я просто иду и иду, уже ни о чем не думая, стараюсь не сбить дыхание, и только держусь взглядом за растущие впереди заветные серые зубья скал горного пика. С каждым шагом они все ближе и ближе, и вот я наконец прикасаюсь к их шершавой вековой коже. Дошли!
Я на самой вершине, куда никогда не думал забираться. Найдя верную опору под ногами и ухватившись за скалу, теперь не боясь, оглянулся по сторонам. В первые мгновения от навалившейся высоты и простора слегка закружилась голова, но тут же это чувство сменилось по-детски чистым восторгом.
Мой пик был самый высокий в округе, и Кавказ, поблескивая ледниками на солнце, лежал передо мной, словно на ладони. Во все стороны, куда ни глянь, до самого горизонта тянулись горы, чередуясь с узкими долинами и цирками. Теневые склоны, изрезанные прожилками расщелин и перепадов, были заметены снегом, южные же были оголены.
Горы поражали своим бескрайним масштабом и монументальностью, они заполняли собой весь земной объем и ползли седыми верхами в небо, вызывая одновременно и восхищение, и трепет. А над ними горело лазурью небо, и одинокий сип кружил в вышине…
На четвереньках мы с Сергеем подобрались к самому краю пика и осторожно выглянули на другую сторону горы, уходящую почти отвесной стеной на несколько сотен метров вниз. Там внизу, через пропасть между нами, на склоне соседнего отрога внимание привлекла странная группа черных камней. Мы припали к биноклям. Серны!
Это были самки, пять штук. Они скучено паслись на небольшом участке, иногда ложась вздремнуть. Звери были одеты в зимний мех, настолько густой, что походили на комичные шерстяные игрушки с распушенным большим телом и тоненькими маленькими ножками.
Все тело животных было черного цвета за исключением белого подхвостья и белой головы, через которую от ушей к носу шла широкая темная полоса. Небольшие черные рожки, похожие на антенны, торчали вертикально верх, загибаясь крючками на концах.
Спустя немного времени появился и самец, отличие которого от противоположного пола легко читалось по «кисточке» под брюхом. В остальном, по окраске и рогам, звери были абсолютно схожи. Самчик вел себя беспокойно. Он сновал то вверх, то вниз по скальнику, все вокруг да около беспечно жирующих самок, словно охраняя их. И вскоре выяснилось, от кого.
Когда козлик поднялся вверх по склону достаточно близко к нам, и я, примостившись на выступе, уж был готов стрелять, внизу показался еще один самец. Вытянув шею, он робко семенил к козам явно с намерением поближе познакомиться – как и у туров, у серн полным ходом шел сезон спаривания. Первый претендент на продолжение рода, видимо, доминантный самец, тут же бросился прогонять конкурента.
Он гнал его почти до самого подножья, а может быть, и дальше – нам уже не было видно. Однако через каких-то десять минут наш альфа-самец был замечен на соседней с козами горе, он успел вскарабкаться по кручам еще и выше них, накрутив за это короткое время, наверное, с пару километров. Это беготня по скалам повторялась еще пару раз, стоило лишь новичку показаться на глаза нашем «старику».
Все это время я лежал в готовности на скале, поджидая удобного случая. Но он никак не наступал. Мешали и чрезмерная дистанция, и суетность зверя, и рельеф – не хотелось уронить козла на крутых скатах, граничащих с глубокими расщелинами, куда он мог бы запросто улететь.
Я тешил себя надеждой, что серняк рано или поздно перевалит с облюбованного козами склона на заснеженное плато метрах в двухстах от моей позиции, где его можно будет спокойно взять, не боясь потерять трофей. Однако этого не происходило. Очевидно, что центром притяжения для него были его дамы, от которых он побивался отходить слишком далеко.
Ведь не ровен час, приберут конкуренты. А самки все так же статично паслись на своем пятачке, словно собирались провести там весь день. Эх, вот если бы они поднялись чуть-чуть повыше, то и «старик» в своем обходе оказался бы выше, в удобном для меня месте.
Шли часы, но ситуация не менялась. Поддев теплое, я все так же караулил снующего по скалам «старика», самки, то паслись, то спали, а «молодой» претендент на глаза больше не показывался. За это время мы с товарищем обсудили все возможные варианты скрада животных, с досадой признавая, что ни один из их не сработает – серны обязательно заметят нас на подходах.
«Мы уже тут три часа кукуем!» – недовольно бурчал Сергей, разглядывая «старика» в бинокль. Тот, соблазнившись пучком травы, как обычно, стоял на крутом откосе, обрывающимся метров через двадцать в глубокую расщелину.
Гребень склона, где можно было стрелять, не боясь, что козел укатится в тартарары, находился метрах в шестидесяти выше. «Слушай, Дим, если нам повезет, и он вылезет на гребень, бей его без промедлений», – наставлял меня проводник. Словно услышав его слова, козелок стронулся и поплелся косогором, забирая выше. «Идет, идет, готовься!» – ликовал Сергей.
Но переменчивая удача в последний момент передумала, и, немного не дойдя до гряды, серна остановилась, найдя новый пучок травы. Склон здесь был более отлогим, давая надежду, что с него туша не укатится вниз. «Старик» заканчивал перекус, поглядывая на самок внизу. Куда он собирался идти дальше, было известно только ему одному…
«Ну, все, хватит, так мы будем ждать до ночи!» – не выдержал егерь. «Давай, вали его сейчас!»
Красный квадратик моего дальномера лег на черную шерсть «старика», показав расстояние в двести двадцать метров и подсказав поправку. Изготовившись стрелять, я положил сетку милдота на контур зверя немного выше, и когда козел повернулся боком, без промедлений спустил курок.
Серна, опрокинутая выстрелом, забилась на склоне, поднимая облачка пыли на сухой земле. Она быстро угасала, при этом медленно, но неотвратимо скатываясь вниз. Не внемля нашим с егерем мольбам остановиться, уже мертвое животное медленно докатилось до кая пропасти и, соскользнув с него, улетело в расщелину. Уже не видя серны, мы слышали, как вызвав большой камнепад, она ударяется о скалы где-то глубоко внизу…
Тяжело вздохнув, мы поднялись на ноги и побрели вниз по отрогу, прикидывая, сколько времени и сил будет нам стоить подъем «старика» наверх. А солнце тем временем давно миновало зенит, и каждый из нас понимал, что в лагерь мы вернемся уже в темноте. Так оно, в конце концов, и вышло…
Кавказ — моя первая зарубежная охота (Откроется в новой вкладке браузера)
